Меня задолбала категория замечательных людей, которые считают всех, кроме себя любимых, терпилами по умолчанию. Речь пойдёт вовсе не о широко известных видах bydlo vulgaris и gopniсus vulgaris. Напротив, люди, о которых я говорю, зачастую весьма воспитаны и одухотворены на вид.

Утро. Еду на работу. Захожу в транспорт (на удивление пустой) — и что же вижу? Рядом с дверью, в проходе, стоит мужчина крепкого телосложения. Треть прохода занимает он сам, две трети — его рюкзак. Мимо не пройти. Встаю рядом. Смотрю на пассажира пристально. Минуту, две. Мужчина ухмыляется, наверно, думая: «Ух, какой я крутой, самый-самый крутой, мне никто и слова не скажет, вы тут все терпилы».

— Снимите рюкзак, пожалуйста, иначе мне не пройти.
— Так вы бы сразу сказали! — снимает рюкзак, ставит его между ногами.
— А вы сами не понимаете, что создаёте неудобства другим?
— Ну, если кому неудобно, они ведь скажут. А ведь никто ничего не говорит.

Мужик, тебе сорок лет, а твоему рюкзаку — лет десять. Ты с ним первый раз в автобусе? Или ты, как Гомер Симпсон, «сегодня первый день на работе»?

Вечер. Еду с работы. Заходит молодой, но видавший виды парень с мутными глазами и бутылкой пива. Открывает её прямо в салоне, пролив часть на пол. Начинает медленно-медленно смаковать, оглядывая всех и ухмыляясь. Большинство смотрят на паренька откровенно презрительно. Я сижу напротив и едва сдерживаю тошноту. Запас вежливости уже исчерпан утром.

— Слушай, может быть, ты допьёшь дома? Здесь вроде бы не бар.
— Так вы бы сразу сказали! — опускает бутылку вниз.
— А ты сам не понимаешь, что другим может быть неприятно смотреть на тебя и нюхать это?
— Так ведь никто ничего не говорит!

Выходит паренёк, заходят две школьницы. Начинают материться и верещать (другого слова не подберёшь) на весь салон. Все на них оглядываются, а девочки, как вы понимаете, ухмыляются. Пять минут. Десять.

— Девушки, не могли бы вы вести себя потише? Пожалуйста.
— Так вы бы сразу сказали!
— А сами вы не понимаете, что ваш визг не особо приятен?
— Ну… Э-э-э… Нам пора выходить!

Еду в поезде. На одной из станций подсаживается компания студентов — не то музыкантов, не то поэтов. Ведут себя прилично, кроме одной дамы, которая, похоже, выпила пивка и теперь хочет внимания. Верещит, ругается матом. Её одёргивают друзья.

— Да мне по%#й на всех, тут одно быдло едет! Все же молчат, как тихушники, ёпта!

Из соседнего купе выглядывает крепкий мужчина и вежливо объясняет, что «быдло» — не очень хорошее слово. Девушка продолжает концерт, ухмыляясь. Мужчина снова выглядывает, но уже молча, даёт даме тычка в нос и уходит. До утра вагон едет в тишине, если не считать всхлипываний обиженной девушки о том, как жестоки люди. Хоть я и не поощряю таких методов, но как иначе-то?

Выходные. Прибираюсь в квартире, выношу старую мебель. Выхожу с тумбочкой в руках, открываю дверь подъезда — и что же там? Сосед поставил свою машину так, что её не обойти. Ровно-ровно вошла между сугробами. И сосед рядышком. Стоит, ухмыляется. Я смотрю на него, молчу. Минуту, две.

— Отгони, пожалуйста, машину, мне нужно пройти.
— Так ты бы сразу сказал!
— А сам ты не понимаешь, что твоя машина мешает?
— Так никто ничего не говорит, значит, не мешает.

Знаете, почему вам никто ничего не говорит? Потому что вы задолбали.